Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на Русскую службу The Moscow Times в Telegram

Подписаться

Истории Транссиба: Подростки

Георг Валльнер / Место47

Дима, Екатеринбург

Я родился в Екатеринбурге. Я трансгендер. Это все началось с того, что я думал, что мне нравилось одеваться как мальчик. Я задумался поглубже и сначала решил, что я агендер – что-то посередине двух полов. Потом, примерно год назад, до меня дошло, что мне вообще плохо с тем, что есть. Это осознание приходило медленно, но я понял, что если ничего не делать, мне не будет  становиться лучше. Когда я знакомился со своими новыми друзьями год назад, я представился как Дима и попросил использовать мужские местоимения. Мне было 12 лет. До этого я носил женские вещи, я не чувствовал, что это что-то неправильно, потому что я был ребенком.

У меня полная семья мама, папа, брат. У меня очень классные родители. У меня добрая мама, добрый папа. Они всегда готовы помочь. Я их люблю. Мои родители не знают об этом – о моей другой жизни. Дома и в классе меня называют моим паспортным именем – Светой. У меня есть группа знакомых, которых я попросил называть меня в мужском роде. Они это восприняли, иногда они используют правильные местоимения, а иногда я их исправляю.

Я покупаю вещи в мужском отделе и иногда таскаю одежду у папы. Одну кофту он мне сам отдал, потому что она ему не нравилась. Сейчас я хожу в его куртке. В классе мне некомфортно только тогда, когда меня называют Светой или используют неправильное местоимение. С одноклассниками я не дружу ни с кем особо, но я и не изгой, больше как тихоня.  Желания рассказать особо нет, потому что всем будет все равно. А если все будут знать, но забьют, будут называть меня неправильно, зная, что мне неприятно – это обиднее, чем если они не  знают. У меня нет сил их всех исправлять сейчас.  Если я где-то начну новую жизнь, это сделать будет гораздо проще. Мы должны с мамой скоро сходить посмотреть какие-то университеты за рубежом с бесплатным образованием.

 Георг Валльнер / Место47
Георг Валльнер / Место47

У меня есть два друга, которые проходят через что-то похожее – один в Екатеринбурге, один в Питере. С другом из Питера мы познакомились онлайн, в феврале в сообществе Вконтакте. Он намного старше меня, ему около 20. Мы никогда с ним не встречались.

Когда меня называют Светой, я чувствую разочарование. Разочарование не в людях, а в том, что что-то не так. Мне это неприятно. Я чувствую себя не на своем месте.  С друзьями я могу быть собой. Дима и Света – это не две разные личности, я просто использую то, что мне удобно, когда я с друзьями.

Трансгендеры сами выбирают, делать ли им операцию или нет. Это только их право. Если они чувствуют себя не в своем теле, как-то неправильно, они являются трансгендерами даже без операции. Я чувствую себя не в своем теле. Я думал о возможности операции. Как я знаю, сначала начинается гормонотерапия. Потом уже можно. Я уверен, что друзья меня поддержат, они знают, что это не очень приятная штука, а вот про родителей я не знаю.  Думаю, что я на тот момент уже съеду от них. У нас в России можно получить справки на гормоны, но операцию, я думаю, можно сделать только где-то за рубежом.

Это когда ты смотришь в зеркало и видишь не себя. Это я, но что-то не так. Не то, чтобы лишний вес, а ты просто не тот, кем можешь быть. Это сложно, потому что очень сильно выматывает психически буквально каждый день. Я загоняюсь очень сильно по поводу того, как я выгляжу, в какую раздевалку я захожу. Раздевалка предписана женскому полу, а я – нет. Я могу переодеться дома и оставить в раздевалке вещи. Мне некомфортно ни в одной, ни в другой. Вот вариант с мужскими туалетами, куда мне удается попадать, он работает. Мне там нормально, я хожу в мужской в торговых центрах, когда я без родителей.

Я встречался с девушкой, она живет в Эстонии, мы общались только по интернету, и были только видео звонки. Мы перестали встречаться, потому стали меньше общаться. Я ее очень понимаю и люблю ее сейчас как лучшего друга.

Команда Место47 также знакомится с друзьями Димы на сходке группы Twenty One Pilots в Екатеринбурге. Мы встречаемся на площади 1905, на встречу приходит 10 подростков лет 13-17. Их заметно сразу: они привлекают наше внимание из-за яркого желтого скотча, вся группа обклеивается им с ног до головы. Позже мы выясняем, что это символизирует протест в одном из клипов группы. Мы знакомимся с ребятами, тоже обклеиваемся скотчем и направляемся с ними в парк, где мы проводим весь день. Я дискредитирую себя первым вопросом.

Марина: Что такое сходка?

Алена (розовые волосы, 17 лет): Сходка – это сбор людей, которых что-то объединяет. В данном случае это группа Twenty One Pilots.  У нас плотно пересекаются интересы. Когда приходишь на сходку, как будто пришел к своим друзьям, которых давно знаешь. Первый раз – страшно, но потом с каждой встречей уже будто идешь к себе домой. Многих уже знаешь. Два года назад мне было страшно прийти, и в первый раз я попала на сходку год назад. Я с этими друзьями общаюсь уже год, и они мне как вторая семья. У меня уменьшается страх публики, разговоров с другими людьми. Я раньше очень закрытая была, боялась у человека дорогу спросить, у меня возникала истерика, все тряслось. Я сейчас спокойно могу что-то попросить.

Дима: Именно музыка привела меня к моим друзьям, также из-за нее я сам начал заниматься музыкой, что хорошо помогает прочувствовать ее еще лучше и выплеснуть эмоции. Это разные чувства, если играть или слушать ее. Можно слушать музыку и понимать, что чувствует автор, а можно играть музыку и начинать думать, что чувствуешь ты.

Мы поем несколько песен, сначала на английском, потом на русском. Как всегда Георг-иностранец вызывает большой интерес. Все пытаются с ним заговорить, но стесняются и просят нас перевести. Одна из девочек берет его руку и выводит хной татуировку слово СЧАСТЬЕ. Мы говорим о счастье как об исполнении мечты.

Марина: Какая у вас мечта?

Леша, 16 лет: Моя мечта собрать группу. У меня даже есть знакомый басист и клавишник. Уже есть название – Последний день лета, но это может обсуждаться.

Алена: Не знаю, как это сформулировать. Ну после учебы, не жить так как мои родители: они не могут куда-то сходить, повеселиться, развеяться, ну по большей части они сидят дома и смотрят телевизор. Я не хочу так просиживать, я не терплю монотонность, мне постоянно нужно куда-то уезжать, даже если это два дня в другом городе. То есть я не могу сформулировать это как мечту, но не сидеть на месте, так чтобы каждый день проходил одинаково.

Алина, 15 лет: К слову о разных поколениях. Как-то я хотела поехать в Москву, вот даже вспомнить февраль, когда я хотела поехать на Пилотов, я уже купила билет по интернету, но мои родители сказали, что ты никуда не поедешь. Говорили, что знают столько историй о женщинах, которые ездили в Москву на работу и их забирали в ИГИЛ или рабство, насиловали и убивали. Типа со мной также будет и все. Я из-за этого не смогла поехать.

Дима: Моя мечта это уехать за границу жить, потому что тут есть мои друзья- это плюс, но, в остальном, в России слишком много стереотипов, тут полно гомофобии, сексизма и всего остального и очень сложно…Больше возможностей за границей. На самом деле, мечта, которая сейчас исполнима, это говорить с носителем английского языка, потому что я активно изучаю его, смотрю фильмы. Как раз из-за Twenty One Pilots я заинтересовался английским. Но единственное чего не хватает, это практики. Не с кем поговорить.

Ребята нам рассказывают, что место, где мы находимся как раз то самое, за которое жители Екатеринбурга так боролись с РПЦ. Этот тот самый сквер, довольно символичное место для такого интервью.

Марина: Есть ли понимание в школе среди других ваших ровесников?

Хором: Неееет.

Леша: Люди делятся на компании. Например, авторитетные люди, которые имеют деньги, какие-то общительные люди, по интересам.

Алена: Я свой класс ненавидела. У нас никто в школе друг друга не трогает, но в воздухе витает гнетущая атмосфера. Я всегда убегала на перемену к другим классам, своим друзьям. Я так рада была выпуститься.

В школе у нас есть «замарки», это те, кто пьет, курит. Там даже на площади есть место, где они объединяются за счет сигарет. Они особо ничего не делают. Там есть иногда интересные люди, но они тоже неинтересно расходуют свою жизнь. Они еще все с венами ходят, с порезами. Там не одного целой руки нет: они любят много страдать.

Айсу, 14 лет: Насчёт сверстников.  Я была в четырех школах, и в трех из них всегда был буллинг. В первых двух просто из-за моей национальности. Мои одноклассники были нацистами. В остальных, если тебя обидят, а ты что-то не скажешь в ответ, тебя просто воспринимают, как отличную мишень и начинают над тобой издеваться, чтобы завысить свою самооценку. Сейчас мне повезло с классом. Не скажу, что они дружелюбные, но толерантные и им просто все равно друг на друга. Мы можем объединиться, пошутить на общие темы. С параллельными классами не очень повезло. Ты можешь стоять, тебя могут толкнуть, только из-за того, что ты существуешь. Я пробовала жаловаться, сказала родителям. Они пошли в школу, поговорили с учителями, но после этого просто люди начали сильнее издеваться. Типа я ябеда. Они думают, что становятся крутыми, в большинстве случаев, именно так. Типа вот смотрите, я крутой, я курю и издеваюсь над другими.

Алена: Насчет школ еще, знаете, когда показывают с американских сериалах, как издеваются там: в унитаз голову засовывают, у нас это больше на уровне, что про тебя что-то расскажут, что-то наплетут, что в интернете тебя начнут буллить.

Айсу: Но иногда будут ударять. На меня мальчик с разбега пнул ногой в живот. Я такая: «Что я сделала!!»

Алена: У нас никто особо не бил никого, только может между мальчиками. У нас больше словесно. Моральное насилие.

Интересно, что за все время в парке никто из подростков не достал пива или сигарет. Когда мы спрашиваем об этом, все категорически говорят, что это их не объединяет, а объединяет музыка и общие темы для разговоров. Между тем тема нашего разговора постепенно переходит на родителей.

Алена: Мы пытаемся своих родителей тормошить, мы спорим с мамой про гомофобию. Особенно сложно, если ребенок сам другой ориентации или что-то делает не по нормам родителей или общества. В их возрасте я их уже не смогу переубедить, но я ставлю их под сомнения, говорю им какие-то факты, и когда у них уже нет аргументов, для меня это победа, сегодняшняя война выиграна.

Айсу: Я вообще стараюсь на эти темы не разговаривать с родителями, вообще не на какие темы.

Арина: Года три назад я начала маме говорить, что не нужно быть гомофобом, как я вижу этот мир. Сначала, она чуть ли не выгоняла меня из дома, а теперь она уже не говорит всяких обидных слов в сторону других. Допустим, девушка идет, а она говорит: «Во что она одета!!». И все-таки я верю, что можно изменить людей, потому что они понимают в глубине души, что хорошо. Я ей говорила, что нельзя ненавидеть любовь, просто прими это, это их жизнь. Она начала понимать, что я все-таки права, у нее заканчивались аргументы, сейчас становится лучше.

Айсу: Насчет оптимизма. Когда ты говоришь, что стараешься быть оптимистом, тебе говорят, что надо быть реалистом, или ты не видел настоящей жизни.

Леша: А когда ты говоришь, что ты реалист, тебе говорят, а чего ты такой грустный.

Айсу: Или когда ты жалуешься на какие-то свои проблемы, тебе говорят, что ты накручиваешь. Говорят, что у кого-то есть хуже, есть люди у кого действительно есть проблемы. Они думали, что вот я действительно накручиваю, накручиваю. И сейчас, я знаю таких, у них сейчас серьезные психические расстройства.

Мы расстаемся с ребятами, фотографируемся все вместе и обнимаемся на прощание. Несколько ребят на фото прячут руками лицо, а Дима отходит в сторону, чтобы не быть на снимке. После нашей встречи мы идем гулять по набережной и говорим о том, как здорово, что эти подростки смогли найти друг друга. О том, как они отличаются от других людей. О том, что в школе и дома их могут не понимать, но эта группа принимает их такими, какие они есть.

Эта статья изначально опубликована на сайте проекта Место47. Вы можете прочитать эту и другие истории или послушать подкаст здесь.

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку