Меня зовут Наташа. Мне 27 лет. Я учитель английского языка. Я родилась в Ханты-Мансийском округе в очень маленьком городке Советский. В 18 лет я поехала учиться в Санкт-Петербург в Педагогический университет имени Герцена. Я училась на филологическом факультете с испанским языком. Потом я уехала учиться в Мадрид и осталась там работать в компании, которая помогает международным студентам. Но в какой-то момент я поняла, что мне важно было жить именно в России, у меня проснулось какое-то чувство патриотизма. Мне просто стало важно, что происходит тут, я захотела существовать в этой политике и социальной сфере. Мне было все равно, что происходит в Европе и Испании, кто у них президент, какие там цены. Мне хотелось говорить на русском с русскими людьми. Поэтому я вернулась.
Меня зовут Паша. Я вырос в Краснодаре, семья переехала во время войны из Чечено-Ингушетии. Мне тоже 27 лет. Я учитель истории и обществознания. Я не думал, что когда-нибудь пойду работать учителем. Мне это не могло присниться и в страшном сне, это было не престижно и не круто. Во время магистратуры я поехал учиться в Берлин, но решил пока за рубежом не оставаться. Вернулся в Москву работать в управленческом консалтинге. Через полтора года я решил что-то изменить, и мы с Наташей попали в программу «Учитель для России» и поехали преподавать в сельскую школу.
Наташа: Это программа на два года: людей, не связанных с педагогикой, переучивают и отправляют в село в школу со сложным социальным контекстом. В программе пять этапов отбора: анкета, интервью, очный тур и скайп интервью. Еще есть летний институт, где ты даешь свои первые уроки и учишься взаимодействовать с детьми.
Я очень долго скрывала свои планы, пока проходила отбор. Решила объявить друзьям, что еду преподавать в село у себя на дне рождении, думала, они сдержатся от критики, но они сказали, что я сумасшедшая и что это ужасно. Родители туда же: «Куда? Какое село? А если ты там останешься? Зачем ты туда?» Но я тогда уже твердо была уверена, что мне туда надо, и уехала.
Паша: Среди моих друзей и бывших коллег сформировался некий круг, у которых приоритет — это деньги или что-то престижное: какая компания и куда ты двигаешься. И тут ты такой берешь и уезжаешь, но не дауншифтить куда-то далеко на Бали, а в село работать учителем.
Два года мы преподавали в подмосковной школе в селе Каринское. 70 км — это физически недалекая дистанция от Москвы, но порой было такое ощущение, как будто это расстояние в семь тысяч км. В рамках программы учителя со всех регионов возят в Москву детей на театральный фестиваль. Когда дети из какого-нибудь села, например Демьян Бедный из Тамбовской области, никогда не были в Москве, это можно понять. А когда дети из Каринского, 70 км от Москвы, говорят, что они не были в Москве ни разу, а им по 15 лет, это вызывает удивление. Они не были на Красной площади, не катались на метро никогда, потому что не могут себе позволить билет на электричку за 50 рублей со скидкой для школьников, не говоря уже про музей.
Я пришел такой модный московский паренек в сельскую школу — и в первый раз услышал мат на уроке. Он не касался меня, но я обратил внимание, сказал, ребят, давайте нормально разговаривать. Но позже оказалось, что это они стеснялись. Потом прошло два-три месяца, мы привыкли друг к другу и в первый раз я услышал «Пошел на х..» в свою сторону от ученицы.
Наташа: Первые три месяца я звонила родителям, они спрашивали, как дела, и я начинала рыдать просто. Они спрашивали, что случилось. А у меня в принципе все хорошо, у меня все есть. Физически я здорова, но невозможно от напряжения такого, от того, что это очень личная работа. Тебя могут послать, и ты не отличаешь, посылают ли они тебя лично как человека или как учителя в твоем лице. Эти границы быстро размываются, стираются. Поэтому это очень тяжело.
Учитель и ученик — это закостеневшие роли. Часто происходило так, что на перемене я общалась с ребятами про видеоигры, но как только звенит звонок, они тут же начинают срывать мне урок. Ведь теперь ты — учитель, ты виноват во всем. Это очень выбивает из колеи.
Паша: Общаясь с родителями ребенка, зачастую понимаешь, где лежат корни многих проблем. Я готовил одного старшеклассника к его выступлению на конференции. Он учился на отлично, но подготовка шла тяжело, потому что он все время все обесценивал, когда кто-то высказывал свою точку зрения, включая его самого. Можно было постоянно услышать «Да это чушь вообще. Я с этим не поеду выступать. Что-то я фигню какую-то говорю». Что бы я ни сказал, он говорит, что это неверно, надо вот так. Я стал задумываться, хвалят ли его дома.
На конференции я понял, в чем дело. Родителям изначально не понравилось, что парень выбрал тему про видеоигры, и после выступления они начали топить собственного сына вопросами. Наверное, это страшно и больно, ведь родители — это те люди, которые должны в первую очередь были бы его поддержать во время первого опыта публичного выступления. Но парень хорошо вышел из ситуации. Он посмотрел на публику и сказал: «Ну вот видите, типичные родители…»
Наташа: В первый год у меня было немного историй успеха. Историй упадка — очень много. Было много дней, когда приходила домой, лежала, не могла встать и думала: «Зачем я это делаю?»
Дети очень сильно тебя зеркалят, они отражают тебя внутри. Ты не видишь себя со стороны, а они видят все твои комплексы, подцепляют все, в чем ты сомневаешься и продавливают это. Даже если урок будет идеальный по всем стандартам, если ты пришел и думаешь, что он не получится, то он не получится. А у тебя может быть не готов урок, но ты внутри уверен, он может случиться. Для меня эти два года стали историей про уверенность. Если я могу провести урок у шестнадцати второклашек, значит, я все могу в этой жизни.
Паша: Я стал более открытым. Без этого тоже в школе очень сложно, на обычной работе этого бы не случилось. В селе все очень близко, стираются границы. Как-то раз, в ночь перед экзаменом ЕГЭ по обществознанию, выхожу на балкон покурить в своей квартире. Смотрю — там одиннадцатиклассник сидит, во что-то играет. Я кричу с балкона: «Даня, ты серьезно что ли? Завтра ЕГЭ! Иди домой спать».
Еще я всегда очень не любил и избегал опыта выступлений, трясся, когда надо было выступать. Каждый день учителя — это публичное выступление, и за два года я научился это делать. В школе прокачивается стрессоустойчивость. Стресс в школе из разных источников: из администрации школы, от детей, от коллег. Нужно всегда быть готовым коммуницировать.
Наташа: Это как по ком звонит колокол. Колокол звонит по тебе. Если не ты, то кто это все будет делать. Если все уедут из России, что будет тут происходить. Гораздо круче оставаться тут и делать что-то, вносить свой вклад здесь, чем работать на кого-то, выживать где-то там. Когда ты уезжаешь за границу, ты навсегда эмигрант. Ты никогда не сможешь быть человеком оттуда. Ты здесь свой, почему бы не сделать что-то тут? Тем более здесь есть возможности. Да, может быть здесь где-то сложнее. Где-то что-то не разрешат сделать, но нужно пытаться.
Паша: Я точно не призываю оставаться в России. Я сам хотел уехать. И сейчас бывает так, что я хочу уехать. Но это должна быть личная история. У меня такая история, что решил, что останусь здесь и буду работать. Здесь свой язык, своя литература. Если я захочу, я уеду. Но я не хочу ни от чего бежать. Эмиграция, когда люди от чего-то бегут, — это странно. Если ты будешь от чего-то бежать, ты будешь бежать всегда. Если будет возможность поехать поработать где-нибудь в крутом месте, потом вернуться, потом еще куда-то переехать — вот это по мне.
Эта статья изначально опубликована на сайте проекта Место47. Вы можете прочитать эту и другие истории или послушать подкаст здесь.
